В истории человечества инцидент в Кербеле является как уникальным событием в плане его эпической сущности, так и трагическим, печальным событием с эмоциональной (собственно человеческой) точки зрения. Это событие является также поразительным, наводящим на размышления и в плане глубинного анализа его исторических истоков и предпосылок. Оно удивительно в том смысле, что во время этих событий пятьдесят лет спустя после смерти Пророка (с) часть его уммы столь поспешно и безжалостно устроила резню семейства того, кто, согласно их вероучению, был для них предводителем, а другая её часть промолчала и оказала убийцам широкое содействие. Это деяние было беспрецедентным в сравнении с предыдущими общинами и последователями предшествующих пророков. Это событие является наводящим на размышление, так как представляет собой отражение исторической реальности возвращения к власти и быстрого возвышения рода Омейядов, притом что это произошло очень скоро после их подчинения религии единобожия и полной изоляции в исламском обществе, а также отстранения от них всех арабских племён.

Омейяды и омейядская знать, которые в 628 г. находились на пике своего неверия, после сдачи Мекки Пророку были вынуждены оставить поклонение идолам и внешне стать мусульманами, в то время как невозможно было себе представить их столь быстрое и полномасштабное возвращение к власти и возрождение арабского аристократического строя. Лишь 33 года спустя после падения Мекки в 40 г. по хиджре они взошли на престол наследников Пророка, приняв титул халифов мусульман. Очевидно, что успешный приход этого правящего дома к власти как наместников пророка Мухаммада, в божественные основания призыва которого они нисколько не верили, а также их победа при восстановлении утраченной ими при завоевании Мекки власти и подготовка подходящей почвы для возрождения арабской аристократии в этот раз происходили уже не на полях сражений, не сопровождались упорным отстаиванием идолопоклонства и сохранением субъективных и объективных аспектов формы и содержания многобожия, не опирались на ополчение мекканцев и обнажённые клинки Абу Джахла, ‘Утбы, Шайбы и Абу Суфйана, не оглашались девизом «У‘лу Хубал», но опирались на ту благоприятную почву, которая возникла в первые десятилетия после смерти Пророка (с), благодаря успешному сокрытию верхушкой Омейядов своих вчерашних убеждений под личиной единобожия. Таким образом, им было необходимо подготовить подходящую почву, а также представить в более ярком виде своё новое одеяние для мести мусульманам и продления внешних проявлений многобожия, а именно аристократии и тирании. Именно по этой причине в период своего повторного прихода к власти Омейяды очень старались распространить власть потомков Абу Суфйана и заложить основы новой аристократии, прикрываясь именем единобожия, следования пути посланников, защиты исламской веры и отстаивания пути Пророка (с). Цель Омейядов состояла в том, чтобы в рамках этой новой идейной и социальной структуры получить возможность облегчить проведение политики, направленной на подавление единобожия и возрождение внешних атрибутов многобожия, а также подготовить подходящий момент для того, чтобы устроить самую страшную резню членов рода Пророка (с) и его сподвижников. Заложив основу возрождения своей власти ещё с первых дней после смерти Пророка (с), тридцать лет спустя они представили своё монархическое правление (султанат) в виде наместничества Пророка (с), а двадцатью годами позже учинили трагедию Кербелы в долине Найнава.

Очевидно, что в той же мере, насколько горьким и болезненным было в представлении искренних мусульман быстрое восхождение к власти клана Омейядов и события, произошедшие в долине Найнава, настолько полезной является эта информация для историков, занимающихся изучением причин и истоков событий первых веков ислама. Учёные рассматривают историю во всей глубине, выявляя подлинные причины тех событий. Они относятся к истории как к науке, из которой следует извлекать уроки, искать руководство, а не только как к знанию, позволяющему улучшить память, красноречие и узнать о событиях и преданиях прошлого. Исторические факты помогают нам разобраться в причинах произошедших событий, а также понять, почему и каким образом началось возрождение могущества канувших в лету сил, которому предшествовала беспечность общин и народов, забывших об интригах своих вчерашних врагов. Следствия и результаты восстановления правления Омейядов для истории ислама были весьма разнообразны и обширны. События в Кербеле стали одним из важнейших результатов этого процесса.

Хотя эта крайне горестная трагедия случилась в далёком 61 году по хиджре, могут ли историки, склонные к глубокому изучению истории ислама (при всей ограниченности своих познаний всё же знающие о двух десятилетиях вражды между курайшитской аристократией, в особенности Омейядами, и Пророком ислама (с)), брать за точку отсчёта в своём изучении истоков событий Кербелы и определении их причин лишь эпоху монархического правления Омейядов или период возвышения Йазида? Разве возможно решить эту задачу, не подводя свою мысль к такому ключевому для каузального подхода к истории вопросу: каким образом род, который ещё вчера решительно и бескомпромиссно вёл кровавую борьбу против ислама и всё ещё в своих потаённых мыслях лелеял мечту о мести за мекканцев, убитых в битвах при Бадре и Ухуде, и полном возрождении аристократических отношений арабского общества, провозгласивший устами Йазида: «Эй мусульмане, знайте, что Бану Хашим играли с властью, и не было никакого послания, как и не было ниспослано никакого откровения», мог под предлогом защиты религии Мухаммада (с), его идеалов и убеждений с такой лёгкостью обезглавить и бросить в пустыне Найнавы окровавленное тело внука Пророка ислама (объявив его хариджитом) — того, кто ещё недавно был представлен своим дедом как светильник божественного руководства (мисбах ал-худа), спасительный ковчег (сафинат ан-наджат) и господин юношей рая (саййид аш-шабаб ал-джанна)?

Так где, каким образом, на основании какой политики и с помощью каких методов возродилось правление арабской знати, которая запросто подвергала сомнениям весь ислам и целостность откровения? Как получилось, что даже то небольшое количество великих сподвижников Пророка (с) и множество табиинов, услышав столь явное отрицание своих религиозных представлений из уст внука Хинд и Абу Суфйана, при этом промолчали? Как вышло, что герои сражений при Бадре (624 г.), Ухуде (625 г.), битвы у Рва (627 г.), сражений при Хайбаре (629 г.), Хунайне (630 г.) и Табуке (630 г.) отстранились от дел, а многие табиины не только не произнесли ни звука и не обнажили своих клинков в ответ на действия потомков безбожников, но и стали соревноваться друг с другом в том, кто первым прольёт кровь сына Фатимы (‘а), ища райскую награду в том, чтобы умертвить «господина юношей рая»!

Какая глубинная причинная связь имелась между трагедией Кербелы и теми условиями, в которых сподвижники Посланника Аллаха и табиины настолько изменились и претерпели такие идейные и политические метаморфозы, что некоторые из них буквально стали растопкой для адского пламени Омеййядов, а другие попали в это кострище, начиная с Марадж-Азра и до Найнавы, сгорев в нём дотла, чтобы Омеййяды могли бороться с Пророком, будучи в сане наместников Пророка?

Как случилось, что некоторые истовые последователи единобожия и справедливости, которые столько времени соревновались между собой в уничтожении многобожия и аристократии, жертвуя своими жизнями, а Аллах восхвалял их словами: «Среди верующих есть люди, которые правдивы в том, в чем заключили с Аллахом завет. И среди них — такие, что уже кончили свой предел, и такие, что ещё ожидают и не переменили никакой», дошли до того, что пытались опередить друг друга в том, чтобы разделить трапезу с Му‘авийей, приветствовали правление Йазида и преклонялись перед его престолом?

Именно благодаря пониманию истоков трагедии Кербелы, а не сосредоточением на преданиях об этом инциденте, может проясниться направленность деградации исламской уммы, начавшейся на следующий день после смерти Пророка (с), а также представится возможность тщательнее изучить истоки и основания восстания Кербелы и исторической эпопеи, которой стали первые десять дней Мухаррама.

Суть в том, что исходя из исследования основ произошедших событий, невозможно выявить истоки Кербелы, если рассматривать их в отрыве от политических и идейных предпосылок, то есть эпохи первых халифов, как и нельзя считать Хусайна б. ‘Али самостоятельной личностью, если рассматривать его отдельно от идей и веры этого человека, который в 680 г. начал восстание против Йазида, как и самого Йазида нельзя считать проявлением единой воли, которая внезапно появилась в 680 г. и привела к трагедии Кербелы без всяких исторических предпосылок, не имея какой-либо связи с идейным прошлым и генеалогическим происхождением этого правителя.

Точно так же, если проанализировать основания движения и восстания Хусайна б. ‘Али, то можно обнаружить, что за всем этим стояла некая идея, Имамом и его сторонниками двигала вера, тогда как Йазид был взращен Омейядским наследием. Тем не менее, будучи предводителем того представления и образа мысли, закат которого пришёлся на взятие Мекки, он несколько лет спустя после смерти Пророка (с) снова стал проявлять себя. Поэтому можно отметить, что по ту сторону противостояния между Хусайном б. ‘Али и Йазидом было столкновение двух религий, однако это не было столкновением единобожия и многобожия в чистом виде или борьбой Пророка ислама с Абу Суфйаном б. Харбом. Это своего рода горькая и тяжкая борьба между многобожием, надевшим личину единобожия, и единобожием, оставшимся в изгнании и одиночестве, которая происходила в 680 г. в эпоху возрождения власти Омейядской аристократии и вчерашних халифов. Таким образом, Хусайн б. ‘Али (‘а) представлял то единобожие, социальным проявлением которого были справедливость и свобода, что было всеми отвергнуто. Йазид же возглавлял многобожие, которое узурпировало место единобожия. Социальным проявлением его веры были деспотия, неравенство, притеснение и обнищание народа.

Большинство историков, склонных к глубокому анализу событий, пришли к пониманию того, что основание трагедии Кербелы, восстановление у власти Омеййядской аристократии и установление монархического правления Йазида было заложено ещё с того момента, когда ‘Али (‘а) был отстранён от принятия решений и руководства общиной, будучи вынужденным «терпеть, несмотря на жжение в глазах и сдавленность в горле, пока старики не станут совсем немощными, малолетние не состарятся, а благочестивые будут томиться в плену страданий и одиночества, пока не встретятся со своим Создателем» (‘Али ибн Аби Талиб. Нахдж ал-Балага. Хутба № 3 (Хутбат аш-Шикшикиййа).

Во многих исторических источниках сообщается, что первая попытка Абу Суфйана, видного представителя арабской аристократии, возродить былую жизнь и утраченную ими власть имела место ещё в день смерти Пророка (с) и выглядела как отстаивание преемничества ‘Али (‘а). В тот день, когда мухаджиры и ансары были заняты тем, что спорили друг с другом о назначении халифа, а ‘Али (‘а) занимался омовением благословенного тела Посланника Аллаха (с), Абу Суфйан выбрал подходящий момент и отправился к Имаму, попросив у него разрешения принести ему присягу, чтобы он мог призвать своих сторонников и передать халифат ‘Али (‘а), хотя он и вёл себя совершенно лицемерно и руководствовался присущей арабам фанатичной привязанностью к своему племени, притворившись, будто бы подавлен и расстроен из-за узурпации халифата и имамата другими людьми.

Некоторые историки пишут, что Абу Суфйан прекрасно знал, что пришло время для того, чтобы сыграть на эмоциях Бану Хашим, а чтобы его слова возымели бо́льший эффект, он прибегнул к самому действенному риторическому приёму, то есть поэзии, произнеся следующий стих:

О Бану Хашим, не заставляйте людей

покушаться на то, что у вас есть,

в особенности род Тайма б. Мурры и род Ади.

Власть принадлежит вам и предназначена для вас,

и не достоин её никто, кроме Абу ал-Хасана ‘Али.

О Абу ал-Хасан, решительно схватись за нее руками,

потому что лишь ты достоин власти, на

которую ты так надеешься.

Абу Суфйан закончил свои слова тем, что бросил упрёк первому халифу, унизил его племя и объявил о готовности собирать силы, чтобы сразиться с ним и его сторонниками.

Хотя ‘Аббасу б. ‘Абд ал-Мутталибу и не были известны намерения Абу Суфйана, выступившего в защиту ‘Али (‘а), и вся лживость его утверждения о сборе войска, ‘Али (‘а) на самом деле был осведомлен о тайных планах и конечном замысле Абу Суфйана. Имам знал, что Абу Суфйан решил этим поступком сделать ‘Али (‘а) инструментом в своих планах, чтобы под покровом власти, выступая в роли защитника халифата Имама, вновь возродить аристократическое правление Омеййядов. Для ‘Али (‘а), который в течение двадцати трёх лет хранил беззаветную верность Посланнику Аллаха (с), прилагая все свои усилия для того, чтобы свергнуть власть арабской аристократии, важнее всего было обеспечение сохранности и преемственности ислама, а также единства уммы. Власть была для него лишь средством, а не целью или идеалом, ради которого можно было бы искоренить всякую веру под предлогом её защиты. Поэтому, когда он услышал слова Абу Суфйана, то ответил:

«О люди! Выбирайтесь из водоворота бедствий на спасительном ковчеге, не гордитесь родом своим и сторонитесь пути превозношения! Каждый, кто восстал ради помощи, да увидит спасение, либо смирится и успокоится, ведь халифат подобен дурно пахнущей и застоявшейся воде или куску, застрявшему в горле. Тот, кто срывает неспелый плод, подобен земледельцу, засевающему чужое поле. Если я дам им ответ, скажут, что возжелал я халифата, а если промолчу, то скажут, что устрашился я смерти. Нисколько! Мне ли бояться смерти? Сын Абу Талиба ближе знаком со смертью, чем ребёнок — с грудью своей матери. Однако я знаю то, что скрыто от вас и чего никогда не слышали ваши уши. Если я скажу вам, а вы прислушаетесь, то вас охватит дрожь, и вы больше не придёте в себя, подобно тому, как дрожат верёвки в колодцах, дна которых не видно» (Али ибн Аби Талиб. Нахдж ал-Балага. Хутба № 5).

Абу Суфйан будто бы не ожидал услышать такой ответ от ‘Али (‘а) и предполагал, что сможет сделать Имама орудием исполнения своих целей, заключавшихся в возрождении той жизни, которая была в период невежества, а потому вернулся домой разочарованным и рассерженным. Хотя, на его взгляд, все свидетельства говорили о том, что ситуация складывалась в пользу Абу Суфйана и Омейядской аристократии. Он и вовсе не предполагал, что собравшиеся в Ас-Сакифе сподвижники столь быстро и неожиданно вступят в сделку с ним, родом Омейядов и внуками Харба ибн Умайи (Йазидом I и Му‘авийей I), в скором времени разделив с ними власть и тем самым впервые подготовив почву для утверждения монархической власти потомков Абу Суфйана и Марвана.

Источник: Голамхосейн Заргаринежад. Движение Имама Хусайна и восстание Кербелы / [Голамхосейн Заргаринежад]; пер. с перс. И.Р. Гибадуллина. – М.: ООО «Садра», 2015. – С. 57–70.