Самира поставила компот в маленький холодильник возле моей кровати и спросила:

— Ну как ты?

— Твоими молитвами, — ответил я.

Она посмотрела на меня слегка раздраженно и спросила:

— Опять колкость?

— «Твоими молитвами», — ответил я, — это стандартная вежливая фраза. Где тут колкость?

Она так сильно захлопнула дверцу холодильника, что ваза с нарциссами на нем закачалась, а жена освободила обе руки от рукавов как бы для борьбы и слегка повысила голос:

— Когда я спрашиваю «как ты», ты можешь ответить, что тебе лучше или хуже, но когда ты отвечаешь «твоими молитвами», ты снова хочешь повесить все проблемы на меня. А я…

Я приподнялся в постели:

— Послушай, ханум! Здесь ведь не дом. Здесь кардиологическое отделение больницы. И если ктото еще не понимал, почему у меня больное сердце, то эти крики всё ему объяснят. Сверься со своей совестью и поумерь свой пыл, тогда вопрос разъяснится.

— А какой у нас вопрос? — спросила она.

— Вопрос жизни и смерти, — ответил я.

— Ничего подобного! — ее раздражение не уменьшалось. — Тебя скоро выпишут.

— Я разбит по всем пунктам, — подытожил я.

В этот момент раздался стук в дверь, и вошла сестра с небольшим подносом. На нем был шприц, стаканчик с несколькими разноцветными таблетками и ампула.

Сестра поздоровалась с нами обоими и опустила поднос на небольшой колесный столик возле моей кровати.

— Мы вам много хлопот доставляем, — сказала ей Самира, а сестра, мило улыбнувшись, ответила:

— Нет, вообще-то.

 Я задумался об экзистенциальном смысле уточнения «вообще-то», а Самира спросила:

— Пока неясно, когда его выписывают?

— Скоро уже, — ответила сестра, вручив мне таблетки и синюю кружку с водой для запивания. — Слава Аллаху, им уже намного лучше.

Самира мстительно повернулась ко мне:

— Понял?

Удивившись тону Самиры, сестра взглянула на нас обоих, а я, не обращая внимания на ее взгляд, ответил жене:

— Что ж, можешь продолжать ссору, повод подходящий. Самира прикусила губу, а сестра с невольным удивлением спросила:

— Ссору?

— Да, — ответил я. — Я принял решение найти себе друга, дабы заполнить одиночество, а супруга возражает.

Самира, пораженная моей неожиданной фразой, уставилась на меня и невинно произнесла:

— Когда это я возражала?

— Так ты не возражаешь? — уточнил я.

— Нет, но у тебя и так полно друзей.

— Я имею в виду не таких друзей. Имел в виду друзей иного пола.

— Наконец-то ты меня услышал! — воскликнула жена обрадованно. — Я всегда говорила, что тебе друзья другого рода нужны.

— Ты говоришь о роде, а я о поле, — уточнил я.

Она нахмурилась, сузила глаза:

— То есть как это?

— А так, что до этого все мои друзья были мужчинами, а теперь, возможно, это слегка изменится.

— То есть это будет женщина? — спросила она изумленно.

— Или, может быть, девушка, — негромко ответил я.

Сестра в это время отодвинула простыню и, скрипнув зубами, с силой всадила в мое тело шприц.

Самира с наигранной веселостью обратилась к ней:

— Видите? На больничной койке, а всё шутит.

Сестра рассмеялась, но я без улыбки спросил ее:

— Видите? Проблема серьезная, а она не готова ее серьезно воспринять. — И я повернулся к Самире. — Госпожа! Может, на этот раз ты будешь чуть ответственнее обычного?

Самира пожала плечами:

— Я в этом отношении спокойна, у тебя нет к таким делам навыка.

— А даже если бы и был, — подхватил я, — на больничной койке я не смог бы его проявить.

— Неумелость везде остается неумелостью, — парировала Самира. — Больница тут ни при чем.

— Отлично, — согласился я. — Значит, если я попробую доказать здесь мое умение, тебя это не очень обеспокоит?

С присущим ей упрямством она заявила:

— А о чем мне беспокоиться? Причин вообще нет.

— Даже если я уже сделал свой выбор? — уточнил я.

— Ну, мне бы хотелось ее увидеть, — жена чуть уступила.

— А ты ее уже видела, — ответил я. — Из тех, кого ты не видела, я не выбираю. Я не настолько бессовестен…

— Дорогой господин, вы в порядке? — спросила сестра.

— В порядке, — ответил я. — Но своевременен ли этот вопрос? Так внезапно.

Сестра вынула градусник из футляра, прикрепленного над кроватью, встряхнула его, поднесла к моему рту и сказала:

— Мне кажется, у вас температура, есть признаки этого. — И она вставила мне градусник в рот. — Доктор напоминал: вам вредно много разговаривать.

— То, что ты говоришь, невозможно, — сказала Самира.

— Не так уж и невозможно, — спокойно ответил я.

— Но как ее зовут? — спросила Самира с детским любопытством. — Скажи ее имя?

— Имя неважно, — ответил я. — Считай, например, что ее зовут Муза.

В это время сестра выходила из палаты, и я окликнул ее:

— Муза!

Повернувшись, она растерянно смотрела на нас двоих, а Самира, чтобы не упасть, ухватилась за бортик кровати.

Сейчас Самира лежит в реанимации в этой же больнице, на той самой кровати, где лежал я, а мы с Музой не жалеем усилий для ее скорейшего выздоровления.

Когда я на работе, за ней ухаживает Муза, а когда заканчивается ее смена, я появляюсь в больнице; а когда мы оба находимся в гостинице неподалеку от больницы, другие медсестры наилучшим образом выполняют наши обязанности.

Источник: Свет любви и веры. Современная иранская проза: сборник [пер. с перс. А.П. Андрюшкина]. – М.: Вече, ООО «Садра», 2018. – С. 113–117.